Укрощение любовью - Страница 27


К оглавлению

27

— Я не принимаю таблетки, черт вас побери! Ни сейчас, ни в прошлом! — пронзительно воскликнула Габи.

Луис лишь покачал головой.

— Я так не думаю. Вам двадцать шесть лет, и вы вполне способны зачать ребенка.

Габи стиснула кулаки, с трудом сдерживая себя, чтобы не отвесить ему пощечину.

— Моя личная жизнь, как прошлая, так и будущая, не имеет к вам ровно никакого отношения, — проговорила она с каменным выражением лица. — А сейчас убирайтесь отсюда вон, прошу вас.

Он направился к двери, но неожиданно остановился.

— До обеда я буду работать у себя в кабинете. Так что займите себя чем-нибудь сами, пожалуйста.

Когда Габи появилась на веранде, Луис уже стоял там, прислонившись к балюстраде со стаканом в руке, наблюдая за исчезающим последним лучом заката. Он облачился в светло-серые облегающие брюки и рубашку с длинными рукавами. Габи обрадовалась этому стилю, потому что она, пытаясь сохранить уверенность в себе, надела лучшее из привезенных платьев — розовое муслиновое с глубоким вырезом и мягкой отделкой.

Еще днем она успела вымыть волосы, и они блестели, словно глянцевые кофейные зерна. Габи собрала их в узел, оставив лишь несколько прядей, обрамлявших лицо. Потом она взяла дезодорант и на мгновение остановилась. Романтический чувственный запах этого дезодоранта мог быть неправильно истолкован… Ее удивила эта странная мысль. Она будет делать то, что захочет! И нажала на кнопку баллончика.

Возможно, Луис мгновенно уловил этот аромат. Он повернул голову, взглянул на Габи и на мгновение замер. Затем неторопливо поднял бокал, сделал из него последний медленный глоток, поставил бокал на перила и подошел к ней. Выражение решительности в его глазах ужаснуло Габи и вместе с тем возбудило.

Луис остановился всего в нескольких шагах от нее, взял ее правую руку и, прежде чем она успела ее отдернуть, поднес к своим губам, нежно поцеловав. При этом он взглянул на девушку, и их взгляды встретились.

— Вы выглядите очаровательно, Габриэла.

— С-спасибо, — злясь на себя за неуверенность в голосе, Габи высвободила руку. — Помнится, я где-то читала, что Анна Болейн пожелала отправиться на эшафот в лучшей одежде и драгоценностях.

— Значит, вы видите себя в трагической роли жертвы злобного тирана? — Луис приподнял бровь. — Не волнуйтесь, дорогая, у меня иные планы относительно вашей шейки. — Он провел пальцами по ее стройной шее и у самой ключицы почувствовал бешеный, сбивчивый пульс, словно в пальцах трепыхалась крошечная птичка. — Я хочу увидеть, как эта гордая шея покорно склонится передо мной, — прошептал он, — но не для того, чтобы подставить ее под топор палача…

Этот вкрадчивый голос словно опутывал Габи тонкой чарующей сетью, и на мгновение она представила себе, что стоит перед ним на коленях, предлагая свое обнаженное тело.

Она сразу же отбросила эти мысли, недостойные даже рабыни.

— Никогда. Слышите, никогда.

— Я слышу, дорогая. Но я думаю, вы простите меня, если я вам не поверю. Уж очень соблазнительно увидеть, как вы падаете к моим ногам.

Габи вздрогнула, лицо ее залила краска стыда. Боже, да он, наверное, колдун, если ему удается прочитать ее мысли.

— Хотите выпить? — вкрадчиво продолжал он.

— Нет, — с трудом выдавила из себя Габи.

— В таком случае, я думаю, что Розита уже готова подать обед.

Стол был накрыт в дальнем конце веранды. Скромный обед на двоих, подумала она. А когда Луис галантно отодвинул для нее стул, закусила губу, чтобы удержаться от приступа истерического смеха.

— В чем дело на этот раз? — Он опустился на стул напротив и взглянул на Габи. Его лицо выражало нечто среднее между холодным изумлением и раздражением.

— О, я просто подумала, что все это — белая скатерть, серебро, хрусталь, цветы, свечи, — Габи указала на подсвечники в виде стеклянных чаш, в которых утопали белые свечи, окруженные сладко пахнущими головками экзотических цветов, — все это выглядит так цивилизованно!

Луис поморщился.

— Я не люблю обходиться без привычных вещей, даже когда уезжаю, например, на пару недель в лес. Хотя, с другой стороны, возможно, я и потворствую своему стремлению к изящному или даже к роскоши. — Голос его звучал жестко. — Вероятно, это происходит потому, что в детстве всего этого я был лишен.

Габи украдкой взглянула на Луиса и, увидев выражение его лица, порывисто взяла его за руку. Но тут же, напуганная своим поступком, поспешно отдернула руку.

— Да, здесь, конечно, элегантно и роскошно, — произнесла она натянуто. — Но, извините меня, я нахожу, что все это немного чересчур, особенно если сопоставить с тем насилием, которое вы собираетесь учинить.

Луис нахмурился.

— Сколько можно повторять. Когда придет время, не потребуется никакого насилия и никакой грубости.

Внезапно, словно при ударе молнии, их лица озарило вырвавшееся на свободу пламя, но послышался звук шагов, и появилась Розита. Она поставила перед ними половинки авокадо с блестящей кожурой, наполненные крошечными креветками, и ушла.

Габи улыбнулась, пытаясь успокоиться.

— Я хотела утром помочь ей на кухне, но она прогнала меня.

— Боюсь, она вряд ли допустит на мою кухню другую женщину.

— Бедная Розита, она, должно быть, полжизни тратит на борьбу с ними! — язвительно заметила Габи.

— Нет, ей пришлось бороться разве что с одной или двумя, — Луис небрежно поддел вилкой одну из восхитительных креветок. — А вас не беспокоит мысль о том, что здесь бывали и другие женщины?

27